Антиделёз или Прозрачные вещи 2

На мой скромный взгляд самой опасной и ненадёжной штукой в актуальном пространстве знания-мышления являются концепты, привлекающие к себе наименьшее внимание думающих людей. Есть достаточно обширный пул по-дефолту необсуждаемых представлений. Однако не обсуждаются они не в силу лежащего на них табу (табуированных концептов сегодня тоже хоть отбавляй), а в силу их прозрачности.

Можно сказать, что бОльшая часть “мышления-понимания” сегодня так или иначе оказывается выстроена от того или иного “прозрачного концепта”. Наверное здесь надо сказать буквально пару слов о том, что такое “прозрачность”, применительно к объекту анализа и мышления.

“Прозрачный” концепт - это тот, который мы используем, как привычную деталь мышления, не замечая его, и уж тем более не вдумываясь в его устройство. Прозрачный концепт будто бы и не имеет никакого устройства. Он имеет какие-то свойства, но это свойства настолько привычные, что их давно уже никто не замечает.

При этом используется прозрачный концепт буквально в каждом “мыслительном проекте”. Приведу несколько примеров концептов о прозрачности которых в современной науке-культуре есть некоторый консенсус.
Прозрачным концептом является “эго”. Мы постоянно используем местоимение “я”, исключительно редко задумываясь о том, какова природа этого самого “я”. Где оно находится? Из чего состоит? Какие оно имеет компоненты и предикаты? Непрерывно оно или пульсирует? Возможно ли его измерить или хотя бы зафиксировать?

Томас Метцингер написал замечательную книгу “Туннель Эго”, посвященную исключительно исследованию этого прозрачного концепта.

Вторым общепринято прозрачным концептом является “сознание”. Далеко не все знают, например, что давно уже точно установлено, что наше сознание прерывисто. Что мы осознаём только на протяжении сравнительно коротких периодов активации “глобального рабочего пространства” нашего мозга.

Станислас Дин, например, утверждает, что сознание имеет совершенно отчётливые “нейронные корреляты”. То бишь это самое “глобальное рабочее пространство” можно сравнительно легко зафоткать томографом в активированном виде.

Сознание великолепный пример прозрачного концепта. Мы осознаём только при помощи сознания. При этом и само сознание мы осознаём только при включённом сознании и с его помощью. Крутой кульбит, неправда ли? При этом большую часть времени мы на своё сознание внимания не обращаем. Мы просто им пользуемся.

Однако, к сожалению, до сих пор бытует масса прозрачных концептов, насчёт прозрачности которых консенсус до сих пор не достигнут. Обычно так происходит по тому, что концепты эти прозрачны настолько, что совершенно не останавливают на себе нашего взгляда.

Давайте попробуем приглядеться и увидеть несколько вещей, которые далеко не все считают прозрачными, но тем не менее они прозрачными являются.

Прозрачный человек

Существует исключительно популярный концепт “объекта изучения гуманитарных наук” или же по-другому “гуманитарного (флюидного) человека”. Этот концепт не так уж и стар. Он оформился где-то во второй половине девятнадцатого века. Он выделил “гуманитарного человека” в отдельный предмет изучения, отделив его в первую очередь от “исторического человека”, “экономического человека” и “биологического человека”.

Когда я впервые подметил эту напрочь искусственную и совершенно произвольную инкапсуляцию, я испытал глубочайшее недоумение. Как такая откровенная лажа вообще могла просуществовать в человеческой культуре так долго? Почему её тенденциозно не замечает наука? Куда смотрит философия?

Давайте нарисуем несколькими мазками этого самого “гуманитарного человека”. Он состоит из двух компонент. Из социальной функции (предмета изучения социологии) и чёрного ящика “ума-души” (предмет психологических изысканий). То бишь такой гомункулус имеет всего две функции. Две “жизни”. Социальную и “внутреннюю”. Эти две области действия влияют друг на друга, якобы создавая всё многообразие возможных психических состояний и поведений “гуманитарного человека”.

Идея о том, что обе эти “жизни” детерминированы биологически, а ниже химически и физически в конце девятнадцатого века была разжалована в “гипотезы” и получила уничижительное наименование “биологизма”.

Особого внимания здесь заслуживает “чёрный ящик ума-души”. Этот чёрный ящик устроен так, что внутрь него можно поместить буквально любую ересь. Он словно механические часы, отделённые от своего механизма. На место механизма в таких часах можно поместить решительно всё что угодно. Например крохотных “часовых троллей”, перемещающих стрелки или же “вихревые тонкие поля”, занимающиеся тем же самым.

Именно отделённость “чёрного ящика ума-души” от непростой, но понятной биологии мозга и привела к тому, что в “ящик” стали пихать всякую ерунду. Психическую активность человека дозволялось (и пока что дозволяется) объяснять решительно как угодно, ведь подлинная её природа искусственно отделена.

Именно этим способом и возникают разнообразные “теории души”, наподобие бихевиоризма, фрейдизма и позднего психоанализа, юнгианства и так далее. И это “свято-место” никогда не остаётся пусто. Не успела наука вымести со своего двора бихевиоризм с фрейдизмом, как на этот двор заползли “трудная проблема сознания”, феноменология сознания, эмерджентная теория, и прочие причудливые твари, состоящие из чего угодно, но только не из того, из чего состоит, генерирующий в том числе и сознание, человеческий мозг.

“Флюидный человек” - это буквально гротескное образование. Это человек из которого изъяли всё, кроме отслеживаемых (читай вербализуемых) продуктов психической деятельности и связанной с ними социальной активности.

Давайте поярче проиллюстрируем эту идею. Представьте себе, человека состоящего только из продукта производимого кишечником и распространяемого этим продуктом запаха (как социального взаимодействия). При этом сам кишечник из такого человека тоже исключён, как объект изучения чуждой гуманитарному делу биологии. Поэтому свойства продуктов производимых кишечником должны быть обоснованы исключительно в рамках непосредственного наблюдения этих продуктов. Без привлечения естественных наук.

Мозг - это такой же орган человеческого тела, как и кишечник. А человеческое мышление - это в такой же степени продукт работы мозга, в какой дерьмо - продукт работы кишечника. А теперь давайте с этого ракурса взглянем, скажем, на предпринятый философией онтологический проект. Что, перехватило дух? То-то же..

Однако самые неприятные последствия бытования “флюидного человека” наблюдаются даже не в области “большого знания”. Много пагубнее влияние этого прозрачного концепта на часное мышление. В стеклянную дверь того или иного прозрачного концепта время от времени врезаются даже самые умные люди.

Скажем недавно один из умнейших людей, которых я встречал в своей жизни на полном серьёзе рассуждал о том, что для очищения подлинных потребностей человека необходимо исключить не только внешние социокультурные влияния, но и влияния твоей собственной микробиоты.

Влияние микробиоты попробовать исключить совсем не сложно. Достаточно с месяцок принимать сильный антибиотик, эффективно уничтожающий микробиоту кишечника. Бактерии передохнут, перестанут производить витамины группы B и ты потихонечку загнёшься от бери-бери. Такая смерть от истощения в состоянии спутанного сознания несомненно станет подлинным торжеством флюидного человека над “мясным скафандром”.

Прозрачное благо

Представление о благе прошло длительный эволюционный путь от аристотелевского “Благо - это то, к чему всё стремится” до “Счастья всем и пусть никто не уйдёт обиженным!” Стругацких в сочетании с троцкистским гедонизмом Мишеля Онфре.

Счастье, к слову, у Аристотеля называется “эвдемония” и он предлагает достигать эту штуку через добродетельный образ жизни и прочую лояльную обществу ерунду. Оно и понятно. Тяжелых наркотиков в его время ещё делать не научились.

В результате, на сегодня концепт блага является не только прозрачным концептом, но и концептом - “чёрным ящиком”. Прозрачность блага отлично иллюстрируется формулировкой “за всё хорошее, против всего плохого”. Это не декларативная прозрачность флюидного человека. Это прозрачность от коммуникативного удобства. Пока мы не спорим о природе блага, мы можем объединить усилия для его достижения. А то, что мы стремимся при этом к чему-то невидимому как бы и по болту.

Так же и “непроницаемость” блага - не возникает через отделение его органического механизма, как это происходит у флюидного человека. Непроницаемостью благо обязано своей дискретности и принципиальной невозможности определить его действительное содержание.

Следует отметить, что тут дело не только и не столько в различие стремлений у разных социальных акторов. Даже если полностью вынести социальные взаимодействия за скобки, останется очень много “дисперсии блага” внутри психики единственного человека.

Я чувствую, что в этом месте снова необходима иллюстрация. Давайте представим себе некоторого ничем особо не примечательного менеджера среднего звена. Круглый год он занят организацией продаж, например, для предприятия производящего пластиковые стаканчики. Этот менеджер имеет левые взгляды и поддерживает все основные повестки в самой крайней их форме. То бишь он склонен к радикальному феминизму, грето-экологизму и воинствующему антиколониализму.

То что он работает в компании, производящей настолько экологически вредный товар, вызывает у нашего героя устойчивый внутренний протест, периодически приводящий к профессиональному выгоранию и средней тяжести депрессиям, сопровождаемым суицидальными фантазиями. Во многом поэтому наш объект наблюдения вынужден искать “дополнительные мотивы к существованию”.

Таких “мотивов” он уже успел найти два. Первое - это отпуска, которые он проводит вдвоём с горячо любимой женой в островной Греции. Супруги снимают крошечный домик на горе, над туманной поутру пропастью. Утром ездят купаться вниз по серпантину, к морю на потрепанной “Веспе”. Вечерами, на вынимающем душу закате, пьют кислое ароматное домашнее белое вино.

Таких “счастливых недель” они обычно имеют всего четыре в году. Традиционные двухнедельные отпуска два раза в год.

Вторым “мотивом” является сложная и увлекательная модель интимной жизни супругов. Наш герой нежно, истерически любит свою жену. Фактически ему в этом мире нравятся только две вещи, его жена и домик в Греции. К этому, на самом деле редкому чувству к своей жене, хотелось иметь “поведенческое подкрепление”. Своего рода перманентный worshiping по отношению к объекту любви. Если так можно выразиться, “тягучую жертву, длиною в жизнь”. В итоге супруги пришли к модели отношений в стиле “sexwife”.

Супруги встречаются с достаточно простым, но привлекательным и крепким темнокожим парнем. При этом жена успела давно и прочно привязаться к своему любовнику.

Такие отношения льют бальзам, как на феминистическую, так и на антиколониалистскую “область души” нашего героя. Они с одной стороны компенсируют в его глазах экологический вред, наносимый пластиковыми стаканчиками, а с другой привносят в жизнь четы ту самую необходимую нотку бытийной остроты, без которой современные семьи, как правило, распадаются.

Вообще, супружеское счастье этой семьи вдвоём, в горах Греции не существовало бы без длительных “sexwife” практик, с обслуживанием одетым в хозяюшкин передник героем своей жены и её любовника за ужином, подготовки для них постели, наряжания, умащения и ароматизации супруги перед её интимной встречей с любовником. Все эти практики полгода “оттягивают пружинку” супружеского счастья, которая разряжается потом продолжительными секс-марафонами на скрипучей кровати, в крошечном домике над туманной пропастью в Греции. При этом любовник супруги всегда остаётся в другой жизни. В их далёкой, северной, нарочито-благополучной стране. В потайной греческий рай его не приглашают.

Так где-же во всей этой конструкции, приводящей в движение мотивации современной, неглупой и прогрессивной супружеской пары находится то самое “благо”, которое по мнению Аристотеля является объектом всеобщего стремления?

Логично предположить, что оно находится в том самом греческом домике. Но почему тогда в последние пару дней своих отпусков супруги начинают скучать? Жена начинает тосковать по любовнику, к которому может быть меньше, чем к своему мужу, но всё же привязана. А муж страстно хочет освежить те сладостно-стыдные ощущения, которые сопутствуют поощрению встреч собственной жены с другим мужчиной.

Наш герой явно стремится не в греческий домик. Точнее он туда стремится полгода, а через две недели в этом домике он начинает стремиться обратно, в сложную и противоречивую “актуальную цивилизованную жизнь”.

Наш герой стремится остаться наедине со своей супругой и любить её всем сердцем. Но их интимное общение не имеет той горчащей и восхитительной сладости без длительного содействия героя отношениям жены с другим мужчиной.

При этом, супруги давно заметили, что чем реже жена занимается сексом с мужем в “рабочей фазе” отношений, тем потом более острые сексуальные переживания они имеют в “отпускной”. Поэтому дома жена имеет секс, как правило, только с любовником, а в отпуске только с мужем. То бишь наш герой, стремясь к более ярким отношениям со своей любимой женой подолгу отказывает себе в интимной близости с ней.

Возникает ощущение, что стрелка “компаса блага” этого человека, мечется так, как это делает стрелка обычного компаса вблизи подвижной магнитной аномалии. Благо постоянно меняет своё обличье и перемещается с места на место. То оно вдруг оборачивается премией за количество проданных неэкологичных пластиковых стаканчиков. То неожиданным ароматом свежей земляники, окутавшим погруженный в утренний туман греческий домик. То оно вдруг становится луной, на фоне которой силуэт сидящей верхом на своём любовнике жены выглядит так пронзительно и горько, что сопровождается своего рода “эмоциональным оргазмом” со слезами, бегущими по щекам, и разрывающим сердце жгучим ощущением счастья.

Но ведь все эти мощные острые переживания - всего лишь переживания. Они нужны для того, чтобы сохранять некоторое статус-кво. Они нужны для периодической эмоциональной разрядки, для позитивных стрессов, в толще однообразной и банальной человеческой жизни. Может быть благо - это и есть “банальная толща жизни”? Тогда почему эта толща так неуклонно превращается в ад, когда из неё изымаешь “пики и всплески”? Выходит, что и “стабильность” и “статус-кво” - это тоже никакое не благо.

Тогда может быть попробовать предположить, что благом является вся эта сложная конструкция? Тогда откуда у нашего героя периодические эмоциональные выгорания и депрессии? К слову, эти негативные состояния обычно возникают весной и осенью, где-то через неделю после возвращения четы из Греции. Продолжаются эти состояния от недели до месяца и супруг давно уже перестал обращаться с ними к врачу. Он снимает их буквальной парой таблеток, покупаемого у семейного драг-диллера сибутрамина.

Эта, получившаяся чрезмерно пространной, иллюстрация хорошо демонстрирует нам переменчивую и ускользающую природу “блага”. Благо современного человека - это такой “чёрный ящик” в котором всегда оказывается нечто отличное от того, что мы прямо сейчас в нём предполагаем. А как только прозрачный концепт становится чёрным ящиком в нём тут же заводятся всякие “странные твари”.

Обществу остро необходимо иметь некоторый объединяющий концепт блага. Иначе у консолидированных усилий множества людей не будет цели. А поскольку точно и верно определить благо на сегодня невозможно, в чёрный ящик с надписью “благо” помещается всякая произвольная ерунда.

Тут нужно сделать своего рода сноску. Концепт блага усложняется и становится неуловимым только вместе с усложнением человеческой и общественной жизни. Очень даже просто себе представить такого человека и такое общество, для которого высшим благом является, например, сытно покушать. И таких людей и обществ прямо сейчас на земле бытует не так уж и мало.

Заместители блага

Когда благо становится трудно определимым, общество начинает замещать его тем или иным понятным и, главное, однозначным концептом. Скажем в библейских текстах грядущее благо, обещаемое Богом, часто обозначается, как умножение потомства праведника и принадлежащих ему стад.

В средние века благо обычно подменяется концептами “Устойчивости” и “Незыблемости”. “Хороший объект” мыслится, как более простой, но более надёжный. Избыток выглядит опасным, а часто и греховным, а сложный и многочисленный контент воспринимается только, как источник опасности.

В такой ситуации достаточно одной, но тщательно выбранной книги с идеально выверенным текстом. Достаточно одного сюзерена, одной рубашки, одной жены, одного котла и одного коня. Детей конечно надо побольше, чтобы хоть кто-то из них дотянул до половой зрелости.

Ренессансное благо буквально противоположно по вектору благу средневековому. На место блага в эпоху Возрождения помещается “Изобилие”. Главным и формообразующим девизом Ренессанса можно считать “Чем больше, тем лучше”.

Это изобилие - есть не только и не столько “изобилие объектов”, которые возникают, совершенно новые и невиданные раньше, в этот период буквально каждый год. Это в первую очередь “изобилие связей”. Вакханалия подобий так ярко описанная Фуко в посвященной Ренессансу части “Слов и Вещей”.

Мудрец Ренессанса буквально тем мудрее, чем больше подобий он способен заметить. Эпоха Возрождения - это эпоха буквального торжества “симпатической магии” над средневековой “магией поклонения”. Если ты видишь подобие росистого поля звёздному небу, ты мудр. Если для тебя нити ткацкого станка подобны струнам арфы, а паруса кораблей “светлому царству облаков”, ты ещё мудрее. И ты сам Просперо, если ты видишь разрез женской матки в анфасе коровьего черепа.

Эпоха Просвещения снова поворачивает вектор блага. Человеческое мышление Возрождения буквально захлебнулось в изобилии новеньких объектов и ещё большем изобилии симпатических связей, которые вдруг стали возникать буквально между чем попало. Чтобы остаться на плаву посреди бескрайнего изобилия актуального знания, это знание следовало научится упорядочивать. Собственно “Порядок” и становится содержанием блага вплоть до начала девятнадцатого века.

Девятнадцатый век приносит с собой “дисциплинарные пространства” и меняет содержание блага на “Равенство” и “Унификацию”. Эпоха “дисциплинарных пространств” (она же “эпоха тюрьмы”) оказалась возможно самой плодотворной эпохой для цивилизационного строительства.

Идея взаимодействия множества унифицированных объектов, зеркальным отражением которой является идея массового производства создала великое множество ранее невиданных концептов. Многие, и возможно что важнейшие концепты, были созданы буквально от противного. Так оформившиеся в качестве отраслей знания биология, история и экономика
породили “флюидного человека”. Осознанные “масса” и “класс” обострили внимание к взятой вне социума личности.

Повсеместное распространение “дисциплинарных пространств” заставило пытливые умы обратить внимание на человеческую волю и личность. Возникли “философия воли” и многочисленные “модели души” в рамках концепции “флюидного человека”. Возникло то гигантское поле “личной жизни” на котором сегодня растёт большая часть актуальной культуры и консолидируются крупнейшие капиталы.

Звукозапись и фотография ударили по прикладной составляющей музыки и живописи. Это, в сочетание с интересом к личному и авторскому взгляду породило мультистильное художественное пространство и впоследствии мультикультурализм.

Физика отреагировала на обострение диалектического противостояния “унификация-уникальность” появлением сначала концепции инерциальных систем отсчёта, а потом и релятивистики в тандеме с квантовой механикой.

Важно отметить две ярчайшие социальные роли, возникшие именно в этот период. Это роли диктатора и маньяка.

Диктатор является естественной девиацией личной воли в пространстве личностной унификации. Для управления отлаженным дисциплинарным пространством вовсе не нужно иметь семь пядей во лбу. С другой стороны унификация человеков методами дисциплинарного пространства при поддержке массмедиа легко создаёт совершенно необоримую поддержку произвольной недалёкой, но достаточно своевольной личности.

Можно сказать, что диктатура - это тёмное проявление “философии воли”. Когда призыв “творить свою волю” раздаётся в пространстве наполненном унифицированными клерками и заводскими рабочими, крайне велика вероятность, что поднятая призывом волна вознесёт наверх максимально ничтожного и злобного Цахеса.

Хочу ли я сказать, что до возникновения дисциплинарных пространств диктатур не случалось? Да. Именно это я и хочу сказать. До возникновения дисциплинарных пространств существовали деспотии, базирующиеся на личной власти сюзерена. Диктатура же всегда базируется на строгой дисциплине и персональной унификации. Впрочем, я понимаю, что это тема для отдельного большого текста.

Маньяк появляется, как некоторое болезненное и девиантное развитие идеи растущей ценности отличия на фоне унификации. Ресурсный же механизм, порождающий маньяков-убийц примерно таков. Унификация повышает производительность труда. У человека возникает время для хобби. Кто-то собирает марки, кто-то читает битников, кто-то слушает джаз, а кому-то больше нравится убивать шапочно знакомых людей. При этом в глазах самого маньяка-убийцы его поведенческая особенность выглядит очень ярким отличием, возвышающим его над унифицированной массой с её шаблонными хобби.

Интересно отметить, что маньяк - это продукт именно американской культуры. В Европе у маньяков не было необходимости выносить своё призвание в область хобби. Там они легко реализовывали свои поведенческие особенности на государственной службе.

Для того, чтобы перечислить даже основные концепты привнесённые в мир мышлением “эпохи тюрьмы” не хватит и тысячи страниц. Однако и эта эпоха однажды закончилась, и началась новая. Делёз и Фуко определяют её, как “Эпоху Контроля”. Я имею ввиду продолжающийся до сих пор временной отрезок, на котором судьи предпочитают заменять тюремное заключение браслетом на ноге, “облачные бизнесы” становятся устойчивее и стабильнее бизнесов земных. Социальные сети и распределённые финансы оказываются предпочтительнее централизованных СМИ и фиатных денег. В общем наступает эпоха в которой пряник наконец-то сменяет кнут в качестве основного инструмента управления человеком. Именно в эту эпоху в чёрный ящик с этикеткой “Благо” залезает ещё один концепт. Имя ему “Эффективность”.

Эффективность в маске блага

Нобелевские лауреаты в области экономики Пол Самуэльсон и Уильям Нордхаус определяют экономическую эффективность, как “Получение максимума возможных благ от имеющихся ресурсов”. То есть эффективность растёт - когда мы тратим меньше, и получаем при этом больше. Так же она будет расти, если мы тратим столько же, но получаем больше. Ну и третий вариант “эффективной экономики” - это когда мы получаем столько же, а тратим при этом меньше.

Если перенести идею эффективности в область производства она будет выглядеть, как осознанная работа по уменьшению ресурсоёмкости каждого изделия. То бишь при эффективном производстве на производство одного и того же предмета тратится меньше материала и меньше труда. Само собой, что предмет, произведённый в результате эффективного производства будет более хрупким и ненадёжным в степени прямо пропорциональной объёму сэкономленных труда и материала.

Простая и короткая иллюстрация. Результатом традиционного производства будет надёжный и относительно прочный, например, стеклянный стакан. Результатом производства эффективного в пределе всегда окажется пластиковый стаканчик. Ненадёжный, хрупкий, одноразовый.

Хрупкие вещи, естественным образом быстро выходят из строя, и стимулируют потребителя повторить покупку. Потребитель не чувствует себя при этом обременённым, поскольку эффективные вещи дёшевы. Таким образом производственный поток получается много более мощным и стабильным, нежели при производстве ресурсоемких и надёжных предметов.

Само-собой, что “финансовая энтропия” такого производства значительно выше. Одноразовые предметы нуждаются в утилизации, пластик наносит вред окружающей среде, и этот вред так же обходится в очень крупную сумму. Периодическая покупка пластикового стаканчика до смешного быстро становится по суммарной цене больше стоимости единственного надёжного и долговечного стеклянного стакана. В общем ситуация “эффективного производства” в конечном счёте ведёт к распылению прибыли. Но она даёт стабильные выигрыши производителю “эффективного продукта” и предлагает покупателю более дешевый товар.

Эффективность - это экономическая ловушка, из которой не так-то просто выбраться. Переход населения того или же иного государства целиком и полностью на надёжную стеклянную посуду дал бы очень неплохие финансовые, экологические и даже эстетические выигрыши. Однако такой переход чудовищно сложен. Просто потому, что далеко не каждый готов ходить на любой пикник со своим стеклянным стаканом. Стеклянный стакан тяжел. И его нельзя отнести в мусорный контейнер сразу же после обеда. Его нужно мыть, хранить и возможно даже, что и любить. Потому что это твой стакан. И он всегда с тобой. И он такой один.

Часто недолговечность и ненадёжность продуктов современной эффективной экономики оправдывается скоростью научно-технического прогресса. В том смысле, что незачем делать мобильный телефон долгоживущим, поскольку через пару лет он непременно морально устареет. Это конечно же уловка. Телефон может и устареет. А нож? А топор? А кузов автомобиля? А гвоздь? Покажите мне морально устаревший топор, пожалуйста.

Как уже было сказано выше, чтобы повысить эффективность, вовсе не обязательно непременно снижать ресурсные затраты. Можно так же оставить затраты на прежнем уровне, но повысить цену реализации готового продукта.

Обычно это делается с помощью создания “искусственных ценностей”. Наиболее надёжной и уважаемой моделью такого рода ценности является мощный, ориентированный на беззаветную пользовательскую лояльность брэнд. Например Apple или же Samsung. Однако, глядя на такого рода бренд, увидеть механику работы “искусственной ценности” не так то просто. Брэнд выглядит хорошо. Даже величественно. И возникает полная иллюзия, что брендовый продукт стоит даже дороже, чем написано на его ценнике. Поэтому рассмотрим пару более маргинальных “искусственных ценностей”.

С одной стороны хочется рассмотреть так называемые “эко-продукты”. Это наиболее показательный одновременно вопиюще маргинальный и чудовищно популярный тренд.

Устроено это глобальное жульничество следующим образом. Создано общественное мнение о том, что растительного происхождения пищевые продукты выращенные при помощи современных аграрных технологий вреднее для здоровья, нежели какие-то ещё. Эта цель обычно достигается не единичной пиар-компанией, а целой их сетью. Тот кто образован настолько, чтобы понимать уровень бессовестной лжи, содержащейся в утверждении опасности ГМО продуктов, вполне может попасться в ловушку демонизации лактозы, глютена, аминокислот, глутамата натрия, сахарозаменителей, добавленного сахара, быстрых углеводов, насыщенных жиров и, конечно-же, лысого чёрта.

Все напуганные соответствующими компаниями потребители направляются в одну маркетинговую воронку. Им предлагают продукты с маркировкой “ЭКО”. Такие продукты мельче, выглядят хуже, менее вкусны и часто много более токсичны, потому как их выращивают на старых технологиях с применением изобильных “природных” нитратных и фосфатных удобрений.

Индустрия “эко-продуктов” мне самому представляется самым впечатляющим воплощением порождаемого эффективными экономическими стратегиями масштабного и незамутнённого зла.

С другой стороны любопытно взглянуть на многочисленный и популярный сегодня collectible art от древних бейсбольных карточек и карт MTG до неубиваемых никакими “крипто-зимами” NFT брендов, типа CryptoPunks. Так же очень любопытны культовые, “номерные” игрушки, наводнившие сейчас азиатские рынки.

На первый взгляд, такого рода art по схеме реализации мало отличается от традиционного большого искусства. Галереи, коллекционеры, спекулянты-искатели, пышные выставки и презентации. Обычный артистический движ. Разница состоит лишь в том, что collectibles - это продукты массового производства, пусть их количество и заранее оговорено и ограничено.

Чем отличается “большое искусство” от “collectible art”? В первую очередь тем, что в произведение большого искусства вложены технические ресурсы. В первую очередь работа мастера, его уникальное мышление, уникальные навыки и так далее. А вот в случае collectibles вложение авторского ресурса минимально. Главное, что обеспечивает и поднимает цену collectible - это развёрнутая вокруг него пиар-компания.

Вы скажете, что ценность писсуара Дюшана тоже была обеспечена только пиар-компанией. Я отвечу, что это не совсем так. Сам по себе Марсель Дюшан - это “легенда ручной работы”. Ценность писсуара была создана годами труда Марселя Дюшана над своим уникальным образом. Поэтому писсуар Дюшана это такой же дорогой и уникальный продукт, как, например, любая из картин Рубенса, Ван Гога или Ремедиас Варо.

А вот прямо сейчас задорно растущий в цене Лабубу - продукт массовый. Авторского труда в него вложен некоторый минимум. В образ его автора тоже ничего такого не вкладывалось. Всё, на что были потрачены ресурсы при создании Лабубу - это банальные и вполне себе шаблонные маркетинг и пиар.

Добавлю последний штрих в картинку, показывающую collectibles”. Вот например, карты MTG, традиционно делаются на самом деле очень яркими фэнтезийными художниками, в остальное время специализирующимися на game-concepts и обложках для чтива про гномов и драконов. Эти художники достаточно дороги. Они клёвые, они долго учились своему ремеслу и они часто интересно мыслят. То бишь в картах MTG содержится то, что традиционно содержится в искусстве в меньшей, но солидной пропорции.

А вот резиновая уточка, выкрашенная в неожиданный цвет и несущая на боку какой-нибудь провокативный символ и серийный номер имеет ресурсную ценность полностью эквивалентную её желтой и неномерной сестрёнке. Однако цена такой уточки может сильно превосходить цену, не работы Ротко конечно, но крайне уникальной и редкой карты MTG.

Собственно эта самая уточка и есть ярчайший пример “эффективности в искусстве”.

С криптовалютами и прочими токенами происходит отдельная интересная история. Bitcoin предполагает идею “добычи” монеты (майнинга). И эта идея категорически контр эффективна. То есть мифический Сатоши Накамото стремился создать искусственную ценность по свойствам близкую к ценности естественной.

Такого сорта искусственная интеграция работы выглядит чистым ритуалом и ценность этой работы сильно напоминает ценность труда мастера в искусстве. Идея о том, что уже потраченный художником труд, или уже потраченный на майнинг электрический ток каким-то образом преобразуются в ценность картины или же монеты кажется чистой мистикой. Она категорически несовместима с нарочитым, вульгарным и поверхностным прагматизмом “логики эффективности”. Однако эта идея странным образом подтверждает себя в действии. Честно скажу, я не до конца понимаю, как эта странная фича работает. Возможно, что это понимает Артур Хейз. Надо будет у него попросить объяснить что тут к чему.

Отдельно интересно, что принцип PoW (Proof of Work) был встречен в штыки лефтистами и вокерами. Трата колоссальных объёмов электричества на создание искусственной ценности казалась грето-экологистам просто вопиющим нарушением “эко-этики”, в которой доблестью считается не смывать за собой в сортире.

Мне здесь видится своего рода “перенос” и даже “перевёртыш”. То бишь плодящая бесконечные договорные искусственные ценности “эффективная повестка” просто восприняла в штыки искусственную недоговорную ценность. Таким же примерно образом в творческих союзах группы посредственностей атакуют действительно одарённого художника, просто потому что он “настоящий”, а они нет.

Эфир, Соляна и все остальные блокчейны поспешили преодолеть идею PoW. Эфир основан на консенсусе PoS (Proof of Stake). То бишь ценность Эфира создаётся не из цены потраченного на криптографическую работу электрического тока, а из цены выкупленных и замороженных токенов. Соляна использует консенсус PoH (Proof of History), который так же стоит на замороженных средствах, внесённых валидаторами, но для проверки транзакции использует быструю и весьма эффективную систему временных меток.

В целом можно сказать, что основные криптовалюты являются скорее “традиционными ценностями”, нежели “искусственными”. В отличие от гнездящихся на тех же самых блокчейнах мемкоинов и NFT они базируются на потраченных на их создание ресурсах, а не только на общественном договоре. Хотя, снова оговорюсь, что эта вот “застревающая” в токене ценность от потраченного электричества лично мне представляется чистым флогистоном. И скорее всего этот самый флогистон - ни что иное, как флюид, порождённый моим непониманием действительной природы описанного процесса.

Очень интересно было бы разобраться, как так случилось, что NFT, появившись, как цифровая проекция галерейного искусства, поразительно быстро превратились в рынок примитивных коллекционных стикеров и удобный механизм для торговли атрибутами и артефактами в некоторых видеоиграх. Хотелось бы понять, что именно выпарило из NFT художественную составляющую.

Противоречивое (чаще вредное) влияние возведённой в статус блага эффективности не ограничивается сферой производства-потребления. Эффективность - это некоторый паттерн мышления, распространяющийся буквально на все области человеческой деятельности. Паттерн “эффективного поведения” применяется сегодня людьми буквально к чему угодно. Люди пытаются строить на основе “эффективных стратегий” свою собственную жизнь.

Как вы наверное уже поняли, главное свойство эффективной экономики - это её экономность. Ещё лет тридцать назад люди понимающие хоть что-то в экономике смеялись над формулировкой “экономика должна быть экономной” Леонида Брежнева. Сегодня над этой формулировкой никто не смеётся. Её продвигают в жизнь в масштабах целых стран. Причём это вовсе не социалистические, изнурённые экономической невменяемостью страны. Это развитые государства, ещё вчера гордившиеся своими свободолюбием и прогрессом.

Одним из продуктов эффективности в костюме блага является эффективный или же экономный человек. Явление “эффективного” или же “одноразового” человека представляется мне наверное самым жутким последствием повсеместного распространения эффективных стратегий.

Я постоянно сталкиваюсь в своей жизни с “эффективными” или по-другому “одноразовыми” людьми. Эти люди постоянно атакуют меня, как проявление самой лютой неэффективности. Несколько раз такие атаки буквальным образом угрожали моей жизни.

Как же устроен “эффективный человек”? Эффективный человек применяет то, что Фуко называет “техниками себя”. Однако он применяет их в духе “эффективных инвестиций”. То бишь он стремится минимизировать питательность среды в которой он обитает и максимизировать прибыль получаемую от самого себя.

При этом питательность минимизируется не только пищевая. Так же минимизируется и питательность контента, потребляемого “экономным человеком”.

Экономный человек очень не любит “распыляться”. Он точно и давно определился со сферой, на которой он привык зарабатывать себе на жизнь, и никакие другие сферы его не интересуют.

Вместо того, чтобы тренировать свой ум, экономный или же одноразовый человек его экономит. Совершив минимальное интеллектуальное усилие, например решив дифференциальное уравнение или же создав несложный каскад декораторов на Python, экономный человек, остро чувствует, что его уму нужно отдохнуть. И этот отдых он видит в просматривании роликов с пляшущими человечками на Tik-Tok или же в чтении комиксов от Marvel.

Идея использовать для отдыха сложный контент, просто отличный по содержанию от того с которым приходится иметь дело на работе, вызывает у “одноразового человека” лютое отторжение. Это что ж получается, он восемь часов думал на работе, и придя домой ему снова думать? Особенно эффектно такая логика выглядит в случае если наш эффективный приятель работает консультантом в магазине одежды или же поваром в ресторане быстрого питания.

Эффективный человек сегодня буквально царит в коммуникативной области. Взятые в разрезе эффективности коммуникации должны “всасывать” как можно меньше информации, при этом отдавая, как можно больше контента. Это порождает поразительный феномен “спонтанного взгляда”.

Хорошим примером “спонтанного взгляда” будет например история гипотетической связи вакцинирования с аутизмом. Источником всего этого дискурса является единственная недобросовестная и много лет назад отозванная научным журналом статья. Однако общество эффективных людей успело ухватить это представление, и оно продолжает в нём циркулировать.

Избавиться от такого сорта ложной информации эффективному человеку не позволяет автоматическое ограничение себя в потребление контента. Ну вы же помните. Интернет и соцсети - это очень вредно. Примерно в той же степени, что и сахар, глутамат натрия и быстрые углеводы. Само-собой, что такого сорта представление некогда было почерпнуто при случайном взгляде в поганый интернет. Однако необходимого для опровержения такого-сорта ерунды исследования предпринято не было, просто потому что интернет, да и вообще многочисленный питательный контент - это вредно.

Интересно, что доход “экономный человек” обычно получает от коммуникативной деятельности. То бишь “одноразовые люди” - это как правило торговцы, коучи, менеджеры и обслуживающий персонал. И вот тут то возникает ещё одна совершенно головокружительная логическая петля.

Эффективные люди стремятся упрощать и разрушать разговорный язык для того, чтобы быстрее достигать успехов при коммуникации. Естественным образом разрушенный и небрежный язык коммуникации препятствует. Но понимание этого уже не эффективно и вследствие этого отторгается.

Ну и, конечно, пару слов об “одноразовости” эффективных людей. Эффективный человек настолько сосредоточен на добыче ресурсов, что у него не остаётся времени на изучения альтернативных методов этих ресурсов добычи. То бишь эффективный человек в своей вечной погоне за большим доходом от меньших вложений более всего напоминает неграмотного рабочего девятнадцатого века, который мог бы зарабатывать вдвое больше, умей он читать. Но бедняга не считает, что у него есть время на такого сорта глупости. Он должен работать, ведь у него семья на шее.

То же самое происходит и с нынешнем эффективным человеком. Он постоянно так сильно стремится сосредоточиться исключительно на нуждах узкой сферы, в которой трудится, что в результате, как правило, отторгает в том числе и новые средства производства в своей области. В итоге он сходит с “профессиональной дистанции” значительно быстрее, нежели его интересующийся книгой, фигой, фОтой, мОтой, еблей, греблей и охотой коллега.

И уж совсем беззащитным такой одноразовый человек оказывается, когда, в силу бурного технического прогресса, коллапсирует вообще вся отрасль в которой он подвизается.

Собственно AI революция, в которой мы все с вами сейчас принимаем участие, угрожает в первую очередь именно таким “эффективным” и “одноразовым” ребятам. Именно у них никогда не хватает времени на то, чтобы разобраться с новой технологией (в этом случае с AI), хотя бы применительно к области своего труда.

Ну и да. Дефицит времени - это самый отчётливый и яркий признак одноразового человека. Постоянный цейтнот для меня даже отчётливее обозначает “человека одноразового”, чем стремление перейти в застольной беседе от новинок маг-реалистической прозы к обсуждению погоды и новых кроссовок.

Опять же, “эффективный человек” - это тема, которой можно посвятить целую книгу. Поэтому я директивно останавливаю себя в этом месте. Да и вообще раскрытию концепта эффективности на мой взгляд в текущем тексте уже уделено вполне достаточно внимания.

В том, что в нищую и безблагодатную эпоху мрачного средневековья за благо ходила замешанная на лояльности и умеренности стабильность, а в эпоху Возрождения, изголодавшееся и наученное горьким опытом европейское общество приняло на должность блага нечто как стабильности так и умеренности противоположное, а именно замешанное на форсированном развитии изобилие есть очевидная и отчётливая логика. Логика же принятия за благо эффективности при переходе от тотальной дисциплины к фоновому надзору и контролю вовсе не так очевидна. И мне кажется, что эту логику нужно рассмотреть подробнее.

Истинный флюид и слоистый продукт

Начнём с того, что это не “общество контроля” поставило на пост блага эффективность. Наоборот. Рост эффективности массовых производств привёл к самой возможности общества контроля.

Массовые производства - это сложные слоистые машины. Каждый слой такой машины представляет собой то, что я для себя называю “истинный флюид”. Как и любой флюид, производственный слой (если производство организовано правильно) инкапсулирован настолько, чтобы человеку было удобно мыслить только внутри него. И это эффективно и это правильно с точки зрения разделения производства.

Рабочему напрочь не нужно знать, что приводит в движение валы конвейера. А начальнику транспортного цеха нет никакого дела до цеха сборочного.

Каждый слой хорошего производства имеет вход, выход и внутреннюю самодостаточную и минимизированную логику. Такой слой тем лучше, чем в меньшей степени он зависит от чего либо на этом свете. Чем в большей степени слой производства стремится к цикличности, конечности, алгоритмичности, предсказуемости и познаваемости, тем большую флюидность он приобретает.

Заметьте, что флюид производственного слоя - это единственный флюид, который в действительности существует. Все остальные флюиды - это иллюзии.

В этом месте необходимо прояснить термин “флюидный объект”. Для начала просто назовём несколько “объектов”, являющихся “флюидами”, а потом просто опишем их формообразующие свойства.

Флюидами были флогистон, эфир и теплород. Флюидами же являются сефироты соответствующего древа. Флюидны ananke (необходимости Аристотеля) и флюидна воля у Ницше и Кроули. Бог и Святой Дух тоже флюидны. А вот Иисус уже нет. В античных представлениях о мире флюиден первичный Хаос. А вот персонифицированные античные боги имеют нефлюидную природу. Флюидны Бытие Парменида, клиномен Эпикура, и, конечно же, напрочь флюиден Dasein Хайдеггера.

В современной науке флюидны (по крайней мере пока) истинный случай и вакуум. Как уже было сказано выше, флюиден гуманитарный человек.

В чём же разница между флюидом и любым другим явлением?

Флюид - это инструментальная конструкция, представляющая собой недетерменированную снизу среду. То есть поведением флюида может объясняться всё, что в голову взбредёт. Поведение же флюида должно объясняться только в рамках самого флюида. Если на поведение флюида влияет что-то кроме него самого, флюид перестаёт быть флюидом и превращается в обычное поле, или в обычную среду, или в обычный механизм-организм.

Флюидные модели искусственны. Никаких флюидов в нашем мире отродясь не было. Просто рассуждать в пространстве множества детерминирующих друг друга сред - слишком сложная задача для человеческого мозга. Поэтому всегда очень хочется ограничиться отношением объекта с единственной средой, выкинув за скобки все, приводящие в действие саму эту среду, внешние влияния.

Именно так и устроен гуманитарный флюидный человек. Он рассматривается как фактически точечный, бесструктурный объект, подверженный воздействию одной из двух сред. Либо социального окружения, либо некоторого “вербализуемого пространства внутренней жизни”. Второе пространство обычно именуется психикой.

Психика отделяется от любой “детерминирующей подкладки”, в частности от всякой биологии. Выдумывается всегда произвольный флюид человеческого бессознательного, некоторого “оно”, играющего точечным и монотонным деревянным мячиком человеческого “я”.

Несмотря на то, что такая конструкция не может иметь никакого отношения к действительным механизмам человеческого поведения, она весьма оправдана с инструментальной и прагматической точки зрения. Когда применяешь к объекту грубые и внешние практики, совсем не обязательно иметь действительное описание его внутреннего устройства. Достаточно, чтобы описание поощряло полезное поведение, и угнетало вредное.

Здесь я снова обращусь к метафоре. Помните, как мышь Соня, критиковала Шляпника за то, что он мазал сливочное масло на часы хлебным ножом?

Если мы имеем действительное представление о часовом механизме, мы понимаем, что так делать не следует, потому что есть риск попадания твёрдых хлебных крошек в шестерни. Однако, ничего не зная о шестернях и пружинах внутри часов, мы можем создать и другое, равно непротиворечивое описание того же самого. Мы можем представить что, сидящие внутри часов часовые тролли, обожают маслице, но терпеть не могут хлеба.

В рамках единственного поведения (табу на намазывание сливочного масла на часы хлебным ножом) и действительное представление о часовом механизме, и сказка про троллей будут давать одинаковый результат. Мы будем “знать”, почему часы нужно мазать только специальным ножом для масла.

Модель с тролями проще, милее и человечнее каких-то лютых чертежей часового механизма. Её легко запомнить. С ней просто работать. Она комфортна и прагматична. Она эффективна.

Все технологии “психического анализа” - это точно такие же произвольные “прагматически-эффективные” модели, как и сидящие внутри брегета часовые тролли. В человека “сажаются” Эдипы и Электры, заводные вертепчики кусочков самовоспроизводящихся сценариев надёрганных из античных мифов, указатели выдернутых из контекста символов (архитипов) и прочая подобная жбонь. Из всего из этого выстраивается некоторая логически непротиворечивая легенда, позволяющая психотерапевту, получив сотню баксов за сеанс, по крайней мере никак не навредить своему пациенту.

Такая конструкция нигде и ничем не лучше, скажем “меридианов” акупунктурщиков или каких-нибудь чакр. Это просто две картошки, при помощи которых Чапаев объясняет взаимное расположение своих и противных войск.

Наверное стоит остановиться на том, почему в живой природе флюид - исключительно редкий зверь. Точнее, почему до нашего появления флюидов в этих лесах было не больше чем баобабочек.

Флюиды вообще похожи на баобабочек. Как вы наверное помните, баобабочки питаются варёным баобабом. В живой природе варёный баобаб не встречается вовсе. Потому и баобабочки тоже не встречаются. Человек же изобретает котёл и костёр и, хотя бы теоретически, может начать варить баобаб, обеспечив таким образом пищевую базу существованию баобабочек.

То же самое и с флюидами. Эволюция материи объясняется её ошибками. То есть каждый новый уровень сложности организации материи появляется за счет того, что на предыдущем уровне возникают ошибки (отклонения от статистически наиболее вероятного поведения), обеспечивающие возникновение множества разнообразных комбинаций.

В итоге, после множества проб и ошибок, возникают устойчивые комбинации, которые и формируют новый уровень сложности организации материи. Частицы формируют атомы, атомы молекулы. Среди молекул выделяются аминокислоты, которые организуются в белки, РНК и, наконец, ДНК. Организмы становятся многоклеточными, потом сегментированными, потом приобретают разнообразные органы, сигнальные сети, иммунную систему и мозг.

При этом ни один из перечисленных уровней организации материи просто невозможно понять “на его собственном уровне”, как это обычно делается с “флюидным человеком”. Невозможно понять работу органа, не понимая работы клетки, работу клетки, без работы белков, и работу белков без поведения аминокислот. Само собой что поведение аминокислот тоже детерминировано на уровне органической химии и ниже.

Из-за того, что само существование каждого следующего уровня сложности детерминируется именно ошибками (хаотическим элементом) предыдущего уровня, “флюидная модель” для описания действительного материального мира совершенно бесполезна. Но при этом она отлично работает там, где надо искусственно свести количество ошибок к минимуму, оградив небольшое озерцо стабильности среди бескрайнего океана бурной эволюции материи.

Вы наверное догадались, что я говорю о производстве в целом и о такой его детали, как алгоритм.

Чем безошибочнее и быстрее действия стоящего у конвейера рабочего, тем этот рабочий лучше. Производство нацелено буквально в противоположную эволюции сторону. Оно искореняет ошибку внутри каждого составляющего его процесса. Эти производственные процессы-алгоритмы я в дальнейшем буду называть “слоями”.

Естественная материя окружающего нас мира “любит” содержащуюся в ней склонность к ошибке (эта штука, к слову и называется у Эпикура “клиномен”). Производство же возникает, как определённый слой организации материи, на котором ошибка вдруг начинает искореняться. Ошибка из доброй феи развития и прогресса вдруг превращается во что-то вроде уничтожающего посевы грызуна.

Само-собой, что такие области внутри материального мира возникают за счёт всё той же ошибки. Просто в потоке общей комбинаторики складываются такие объекты, которые начинают настаивать на своей стабильности слишком сильно. Немудрено, что к их возникновению прикладывает усталую руку вечно третируемый неугомонной изменчивостью мира человек.

Вот источник глины, говорит человек, вот вода, вот огонь. Вон там за лесом, есть рынок, на котором можно продать горшки по два какао боба за штуку. Давай-ка, сынок, наладим такое потоковое, безошибочное и стабильное производство горшков, которое позволит нам, хоть пару лет пожить относительно спокойно. Без всей этой, порождаемой непрестанной эволюцией мира болезненной дерготни.

Горшки должны быть одинаковыми, с одним и тем же рисунком, скучные, тупые, практичные и надёжные. Они не должны “случайно получаться другими” ни в коем случае. Если возникнет необходимость изменения производственного процесса, я сам, инженерно, его изменю. Естественная изменчивость напрочь увольняется с поста ответственного за изменения. Теперь решение о том, что надо что-то изменит принимает сам человек. Инженер. И это всё вместе добавляет в мир объекты, которых в нём никогда раньше не водилось. Оно добавляет в мир “истинно флюидные” объекты.

Производственный процесс - это и есть тот самый “истинный флюид”, обязанный своим существованием человеку. Если производственный процесс на самом деле хорош, то он полностью понимается внутри себя самого, и не требует привлечения знаний, необходимых для понимания работы “ниже лежащих слоёв”.

Если вы занимаетесь плоттерной резкой по пластиковой плёнке, например, вам напрочь не нужно знать как делают плёнку и что там внутри плоттера. Вам достаточно хорошо понимать, какие линии рисунка плоттер “хавает”, а на каких он рвёт плёнку, уметь менять нож и ловко заправлять материал в станок.

Лучшим примером практически идеально флюидного, близкого к совершенному производства является современный компьютер. Компьютер имеет несколько очень отчётливых, самостоятельных, а значит и флюидных слоёв организации. Перечислю их на вскидку, не залезая в справочники.

Уровень фундаментальной физики (p-n-переходы, электроны, дырки, транзисторы et all)
Уровень материальных аналоговых абстракций. Комбинации транзисторов, составляющих логические узлы.
Уровень материальных цифровых абстракций. Комбинации логических узлов.
Первый уровень виртуальных абстракций. Машинный код.
Второй уровень виртуальных абстракций. Ассемблеры
Третий уровень виртуальных абстракций. Операционная система.
Четвёртый уровень виртуальных абстракций. Приложения. Высокоуровневое программирование.

Каждый из этих слоёв требует отдельных специальных знаний и комфортная работа на нём возможна вообще безо всякого представления об остальных уровнях. То есть каждый слой организации компьютера - это искусственный “истинный флюид” настолько очищенный от естественных ошибок, насколько это возможно.

“Истинный флюид” специально устроен своим разработчиком так, чтобы максимально эффективная работа с ним достигалась именно в его рамках. Специалисту в таком высоко организованном производстве, как компьютер вообще не рекомендуется смотреть даже на соседние слои производства. Интерес к соседним слоям чреват нарушением стандартов “межслойной коммуникации”. “Высокая инкапсуляция”, равно как и “слабая связь” - это непременные качества хорошего программного продукта.

В качестве антитезы к этой ситуации я возьму популярную книгу Сапольского “Биология добра и зла” и традиционно прилагаемые к ней “25 стэнфордских лекций” культового нейролога. Сапольский также демонстрирует нам “слои” на которые разделена вся сложность человеческого поведения. Вот примерный список этих слоёв.

Органическая химия
Молекулярная генетика
Эпигенетика
Эндокринология (гормоны и медиаторы)
Нейронные структуры
Половые и парные социальные взаимодействия
Социальные взаимодействия в группе меньше числа Данбара (трайбовые)
Социальные взаимодействия в группе больше числа Данбара (общественные)
Культура, наука и технология

При этом Сапольский буквально в первой лекции и на первых страницах говорит, что ни один из “слоёв” взятых по отдельности не даёт сколько-нибудь удовлетворительного представления о человеческом поведении. Чтобы понимать поведение человека лучше иметь общее представление о каждом из слоёв, нежели полное об одном.

Слои “естественной сложности” буквально возникают вследствие роста связности ниже-лежащих слоёв. Поэтому брать их изолированно, как флюиды, толку никакого нет.

Организованные человеком производства стремятся именно что преодолеть такого рода связность. Они стремятся разделить процессы так, чтобы к ним удобно было применять разделение труда. Стремятся превратить каждый из процессов в “истинный флюид”.

Здесь я впервые упомяну в этом тексте Делёза. Потому что именно по этому месту проходит бронированное стекло, разделяющее нарисованное им пространство “желающих машин” надвое. Делёз этого стекла не заметил и налетел на него со всего размаху. С одной стороны от стекла располагаются обусловленные наличием ошибок пространства естественной эволюции, с другой обеспеченные сознательным искоренением ошибок искусственные пространства технологий и производств. Эти две группы пространств похожи друг на друга не больше, чем пингвины на пианины. Рассуждение же в “Антиэдипе” буквально строится на бесшовном переходе “природы в производства”, на полной эквивалентности “искусственных” и “естественных производств”.

Внутри инкапсулированного, самообусловленного флюидного процесса эффективность - это единственная совместимая с выживанием стратегия. Если производство принимает на входе бОльшую ценность, нежели отдаёт на выходе, оно не будет рентабельным и будет закрыто. То же самое относится и к каждому составляющему производство инкапсулированному слою.

Чем производство эффективнее тем бОльший капитал оно генерирует и тем бОльшую специализацию участников вызывает. Количество инкапсулированных слоёв постоянно растёт. Там где вчера был единственный ведущий инженер, сегодня работает множество специалистов отвечающих за небольшие области производства. Такое сужение ответственности позволяет сделать работу каждого слоя и каждой области в нём более безошибочной, а значит более эффективной.

Предприниматель соглашается поощрять специалистов каждого слоя и каждой области, в случае, если они честно обеспечивают постоянный рост эффективности. Таким образом возникает множество страт разной и предсказуемой степени обеспеченности. Товары теперь позиционируются так, чтобы предмет выполняющий ту или иную функцию оказался доступен для каждой страты.

Естественным образом самой многочисленной оказывается самая бедная страта и нацеленный на неё товар приносит самые крупные барыши своему производителю. Начинается гонка эффективности. Эффективность поселяется в умах людей. Выходит на страницы книг и экраны телевизоров. Эффективность становится основным дискурсом эпохи.

Эффективность помещается в оба рассмотренных ранее “чёрных ящика”. Она делается содержанием “прозрачного блага” и “прозрачного человека”.

Где-то в этот момент именно эффективность и решает отпустить заключённого в дисциплинарных пространствах человека на “контролируемую свободу”. Дисциплинарные пространства грязны, уродливы и дискомфортны. Заключённые в них люди работают из под палки. У них нет ни то что “трудового энтузиазма”, они едва не заблёвывают свои рабочие места от отвращения к ним.

Программист сидящий в уютном коворкинге с видом на море, в двадцати метрах от пляжа имеет куда как больше мотивов быть хорошим сотрудником, нежели программист запертый восемь часов в день в душном опенспейсе на унылой окраине мегалополиса. При этом опенспейс оплачивает работодатель, а коворкинг сам программист.

С другой стороны, сажать в натуральные тюрьмы всяких “благородных безумцев” от финансов, инвестиций и предпринимательства за предыдущие ошибки - это просто ужас как расточительно. Один такой рисковый парень часто десятки лет кормит несколько тысяч человек. В тюрьме же придётся кормить его самого. Что делать с тысячами осиротевших его сотрудников - отдельный острый вопрос.

Не лучше ли ограничить его свободу за допущенные нарушения просто увеличив уровень контроля над ним? При этом парень продолжает работать над своим проектом и кормить своих нанятых, увлечённо созидает всякое интересное и яркое и, вместо того чтобы обременять бюджет, его наполняет.

Это конечно лютый парадокс, но большей свободе актуального общества контроля по отношению к дисциплинарным пространствам мы обязаны именно что популярности концепции эффективности.

Приведу коротенькую иллюстрацию того, как меняется отношение “контролёра” к одной и той же проблеме в логике дисциплинарных пространств и в логике эффективности.

Предположим, что мы “контролёр” (правительство, ФБР, рептилоиды или ещё кто) и у нас есть охрененно талантливый инженер, который изобретает нам атомные бомбы и прочие классные плюхи.

В ситуации дисциплинарных пространств мы так сильно опасаемся, что он продаст свои технологии кому-то там, что запираем его в условном Лос Аламосе, следим за каждым его шагом, не даём ему читать ничего кроме “идеологически верных” книг, и наконец кастрируем его химически, узнав о том, что он гей. Тут то наш гений и выйдет в окошко.

В ситуации “общества контроля” мы нашего гения вообще не запираем. Наоборот, мы даём ему бабла побольше и просим его поехать туда, где ему получше будет работаться. Мы отлично знаем, что он никуда от нас не денется, потому что можем забирать сделанные им разработки хоть каждый день удалённо.

Весьма вероятно, что если враг ему предложит больше денег и машин, он просто откажется. Нахрена ему всё это беспокойство, когда и так всё зашибись? Если же не откажется, мы узнаем об этом раньше, чем он сам примет такое решение, через ненавязчивую аккуратненькую слежку, и просто ему позвоним и вкрадчиво так скажем ему: “Ты смотри там… А то мало ли что может быть…”.

Не правда ли вторая ситуация просто в разы WIN-WINистее и эффективнее?

Прозрачные необходимости

Последний прозрачный концепт, который мне кажется важным рассмотреть в этом тексте - это те самые аристотелевские ananke. “Необходимости” - это очень старый и потому очень привычный концепт. Именно его привычностью и объясняется его прозрачность.

Мы настолько привыкли к тому, что есть вещи без которых мы никак не можем, и есть те, без которых мы вполне обходимся, что совершенно перестали задумываться о том, что на самом деле нам нужно и в каком объёме.

Вот вам небольшая, слегка софистическая, но яркая иллюстрация.

Принято считать, что человеку надо столько-то еды, столько то питья, столько-то секса, сколько-то чего-то там ещё. Это традиционно и считается “первейшими необходимостями”. Если же серьёзно, то сейчас и здесь, то есть в текущей социокультурной ситуации, мне нужны в первую очередь подключенные к интернету компьютер и мобильный телефон. С их помощью я смогу и денег добыть, и еды купить, и как-то решить сексуальные проблемы и много-много что ещё.

То есть для современного развитого и динамичного человека интернет и компьютер необходимее еды и питья. Просто потому что компьютер приносит еду и питьё, а еда и питьё просто заканчиваются, и потом их снова негде взять.

То есть необходимости в той же степени не очевидны в каждой ситуации, в какой неочевидно и благо. И ориентироваться на них, скажем в организации личного потребления - значит блукать вслепую.

Делёз противопоставляет необходимости в качестве позитивной альтернативы желаниям. Он даже говорит о каких-то там “правильных людях”, которые не бегут, за своими желаниями, как менеджер по работе с клиентом за новым айфоном, а, вместо этого, кушают сколько надо и спать ложаться.

Здесь очевидны сразу же два непонимания. Во-первых здесь необходимости придаётся некоторая базисная роль. И желания рассматриваются, как девиации от этого базиса. С другой, здесь совершенно неверно понята фигура человека, мотивированного исключительно необходимостями.

Начнём с конца. Просто для того, чтобы показать, какой опасности избегала эволюция, когда формировала мотивацию поведения нашего вида на основании механизма личных желаний, а не на основе объективных необходимостей.

Я постоянно встречаю людей, стремящихся строить свою жизнь “от необходимого”. И эти люди - самые настоящие чудовища. Это те самые “эффективные ребята” о которых шла речь выше. Те кто стремится делать только “то что нужно” и с “осознанными целями”. Они учатся чтобы устроиться на работу. Получают знания только чтобы их применять. Развлекаются чтобы потом лучше работать. И, наконец, трахаются для того, чтобы завести детей.

Естественным образом, человек устроенный этим способом, никогда ничего не изобретёт, ничем не увлечётся, никого не полюбит, ни чего нового не создаст. Он покушает сколько надо, справит половую нужду, родит кого-нибудь и ляжет спать, потому что завтра на работу.

Странное поведение, создающее новые сущности, генерящее поразительные концепты и формирующее другое, ранее невиданное поведение никогда не мотивируется от необходимости. Оно появляется, как следствие желания.

Да и вообще необходимости в человеческом поведении принимают участие только когда в это поведение вмешиваются всякие аскетические логики обычно религиозного или же глянцево-журнального происхождения. В обычном же, естественном случае человеческое поведение определяется именно желаниями.

Давайте рассмотрим это дело на примере формирования простого чувства голода при взгляде на жареную куриную ножку. Вот последовательность прохождения сигнала в человеческом мозге.

Глаз → зрительная кора (V1, V4)
Распознавание еды. Визуальный образ куриной ножки опознаётся и поступает в обработку.

Миндалина
Эмоциональная оценка. Сначала на появление реагирует миндалина. Мы ещё не поняли, что это еда, но нам уже приятно её видеть.

Орбитофронтальная кора
Информация о еде наконец-то добралась до сознания. Мы “замечаем” что-то вкусное. Но ещё не хотим его съесть.

Nucleus accumbens
Начинает выделяться дофамин. Мы предвкушаем будущее химическое вознаграждение полученное за еду.

Грелин ↑, инсулин ↓, лептин ↓ —
Включается сигнал «организм голоден». Изменяется гормональная картина. Выделяется грелин и падают инсулин и лептин.
Аркуатное ядро + латеральный гипоталамус
Начинается своего рода цепная реакция. NPY/AgRP-нейроны реагируют на грелин, оповещают нас о нашем желании покушать и стимулируют выделение ещё одной порции грелина.

Островковая кора + поясная кора
формирование ощущения «хочу». В этом месте и возникает то, что мы называем “желание поесть”.

Желание поесть - это не какая-то существующая где-то снаружи человека машина. Это просто повышение допамина и грелина в сочетании с падением инсулина и лептина в человеческом мозге, через нейроны типов NPY и AgRP, активирующих сначала островок (инсулу), формирующий периферические “голодные реакции”, такие, как урчание в животе и выделение слюны, а потом и активирующий поясную кору.
Активированная поясная кора начинает формировать “план достижения еды”. Протянуть руку. Взять куриную ножку. Съесть её. Извиниться перед незнакомым человеком, которому принадлежала еда.

Префронтальная кора
Сознательное решение «буду есть». Только в этом месте могут быть учтены какие-то там “необходимости” и прочие метаабстракции, наподобие “здорового питания”, “умеренности”, “застольного этикета” и прочего такого.

Здесь включается унылый и лобный “контролёр”, который занимается преимущественно тем, что регулирует наше поведение в соответствии с социальными нормами.

Желание - это исконно личный концепт, биологичный и древний, лохматый и ароматный. Необходимость - это некоторая средняя по популяции норма потребления чего-то там. Желание порождается самой личностью и к ней принадлежит. Необходимость же всегда, если не “спущена сверху” обществом, то посчитана “социальным мышлением” на основе полученных от общества вводных.

Понятно, что кто-то и как-то может манипулировать желанием покушать, особенно таким желанием голодного человека. Выставлять там куриные ноги на всеобщее обозрение, крутить по телеку ролики KFC, громко кудахтать в Tik Tok… Но человек и без этих манипуляций хочет есть с завидной периодичностью.

А вот “необходимость” - это вообще всегда навязанная обществом ерунда. В человеке она попросту никак не рассчитывается. Вместо расчета “необходимого потребления” в человеке запускается “желание употребить как можно больше”. Когда человек получает достаточно того, что он хотел, это желание начинает затухать. Процесс потребления останавливается. Количество калорий, белков, жиров и углеводов вообще никогда и нигде в нашем мозгу не рассчитывается. Зачем делать сложное и потенциально ошибочное предсказание, когда можно просто начать “когда хочется” и перестать “когда больше не хочется”.

То есть, если что-то и считать манипулятивным социо-индуцированным дерьмом - так это концепты “норм потребления”. И при всём уважении, как к Делезу и Гваттари, так и к Аристотелю, приходится признать, что ananke - это попросту фантомный концепт. Он актуален разве что для одержимого расчетом потребляемых калорий ЗОЖника. Здоровый же, разумный и жизнелюбивый человек, само-собой, калорий считать не станет. Он совершенно точно знает, когда ему хочется покушать, а когда нет. И сколько не махай у него куриной ногой перед носом, если он уже наелся, он её не захочет.

Так же следует отметить, что именно бурлящие в человеке желания отвечают за то лучшее, что в принципе делает человек. Книги, картины и музыка никогда не пишутся потому что “надо”. Они пишутся всегда потому что их остро, зудяще хочется написать. В частности, этот конкретный текст родился из моего личного мучительного желания выразить своё несогласие с излагаемой в “Антиэдипе” концепцией.

Желания - это шаловливая, весёлая и безбашенная ерунда. Они смешиваются между собой, принимают странный облик, притворяются друг другом, резонируют, или наоборот, гасят друг друга. В этом своём танце желания ведут себя так же, как и прочая эволюционирующая материя. Они усложняются, порождая новое, странное и неожиданное.

Можно легко желать несбывшегося или невиданного. Особого взлёта свободной мысли. Того чего никто и никогда не желал. Исчезнуть и быть одновременно, да так, чтобы светиться изнутри. Чтобы тело и мир исчезли, а осталась только любовь. Чтобы музыка стала щенком. Лететь по ветру, ксловно запах маленького цветка. Выпасть росой. Создать новый, небывалый ранее мир. Счастья всем и пусть никто не уйдёт обиженным, наконец…

Возможна ли вся эта пёстрая и замечательная ерунда в сером конторском пространстве нормы и необходимостей? Нет конечно.

Почему невозможна? Да потому что биология и эволюция неизмеримо плодовитее и многообразнее любого “онтологического проекта”. Биология включает в себя химию, физику, математику, и чёрт знает что ещё. “Онтологическое мышление” исключает всё, кроме себя самого. Целый, состоящий ровно из всех идущих в нём процессов и всех потребляемых им концептов и объектов человек неизмеримо обширнее и богаче “гуманитарного флюидного человека”. И так далее...

С этого места отлично видно, что вся конструкция делёзовских “машин-желания” с их бесконечными сфинктерами, срезами, “неполными объектами”, восстанием против переживающего свой предсмертный спазм психоанализа и прочими “анально-оральными WOW-факторами” стоит буквально ни на чём.

А точнее она стоит на прозрачном флюидном человеке, на прозрачном же и благе-чёрном ящике и на не менее прозрачных и совершенно искусственных, выморочных “праведных необходимостях”. И когда это понимаешь, возникает резонный вопрос. Зачем вообще Делез всё это написал? Зачем он потратил столько сил (не только своих, но и Гуатариных) на то чтобы создать настолько пространную и страстную концепцию, не имеющую под собой не единого внятного основания?

Пылкий Делез

Для того, чтобы это понять, на мой взгляд надо посмотреть на идею забрезживших на горизонте перемен в сторону “общества контроля” глазами Делёза и Гваттари.

Представьте себе, что эти ребята стояли буквально на пароме, отплывающем от грязно серых, поблёскивающих колючей проволокой берегов дисциплинарных пространств в сторону розово-голубых блистающих вершин общества контроля. Что они должны были при этом чувствовать?

Мне видится, что они предполагали, что в новом замечательном мире людей будут подстерегать совершенно новые, доселе невиданные опасности. Какие же именно?

Цепь, которая так сильно натирала человеку шею, щиколотки и запястья на протяжении всей человеческой истории никуда не денется и в дивном новом мире фонового контроля. А вот натирать она на самом деле станет много меньше. Это будет не цепь, подкреплённая кнутом. Это будет цепь из пряников. Сладкая и желанная цепь, с которой будущему человеку может просто не захотеться расстаться.

Именно из этих соображений, как мне кажется, Делёз и Гваттари и решили запустить “разоблачающую цепи (машины) желания идеологию” ещё до того, как паром причалит к неведомым берегам “мира фонового контроля” и пипл разбредётся там кто-куда.

Пылкое и мыслящее юношество оставалось достаточно консолидированным пространством вплоть до девяностых годов. Потом паром всё таки причалил и каждый ушел вслед за своим пряником. Поэтому D&G решили закинуть какой-то, пусть и сырой, но яркий “антипряничный концепт” ещё на пути парома. Что они и сделали.

Остаётся отметить, что по своему механизму действия “Антиэдип” крепко напоминает желание. То есть он не выставляет некоторой нормы “исполнения-потребления”. Он инициирует некоторое “антипряничное мышление”, которое, по замыслу создателей концепта должно быть подхвачено аудиторией и развиться во что-то большей. В какой-то на самом деле точный и обоснованный филосовский или какой ещё концепт. Это была искра, из которой по замыслу должно было что-то там возгореться.

В какой степени оно возгорелось я не возьмусь судить. Я скажу только одно. Прекрасные, пылкие и свободолюбивые Делез и Гваттари зря боялись. Цепь, как натирала, так и натирает. Большинство людей, даже на развитом и прогрессивном западе остаются привязаны к своим квартирам и офисам. Очешуевшее от возросших возможностей контроля общество принялось отбирать у человека одну за другой завоёванные им ранее свободы. Бизнес побежал на восток, от изнурительного финансового контроля. Блокчейны вцепились зубами в потерявшую вменяемость глобализированную банковскую систему, как свора злющих собак в подбрюшье гигантского бородавочника. Эффективные люди принимают всё более эффективные решения, делая несущие конструкции актуальной цивилизации всё более хрупкими. Мосластый Мозг точно так же грызётся с грозным Богом, как он делал это и сто лет назад. Мир трещит по швам и “пряничная цепь” - это наверное самая последняя опасность, которая сегодня нам грозит.

Чем нам сегодня может быть интересен и даже полезен “Антиэдип”? Этот текст не может нам ничего сообщить о том, “кто виноват?” и уж тем более о том, “что делать”. Зато сам он является отличным примером того, “как действовать”.

Не надо выдумывать “многоходовки” и строить сложные предсказания. Не надо пытаться просчитать хаос, который во все времена формирует будущее. Достаточно сделать предположение хорошей смелости и приложить труд к тому, чтобы объяснить его смысл хоть кому-то. И пусть это предположение будет даже не амбивалентным, а поливалентным. Пусть каждый адепт твоей идеи спорит с другим её адептом о том, что ты на самом деле хотел сказать. Создай странное и брось его в воду. Вызови у людей желание тебе возражать. Создай пространство дискуссии большей и лучшей, чем твоя исходная концепция. Делёз и Гваттари сделали так. Они умные и прекрасные. Не будь, как Буратино. Не закапывай своих возможностей на “Поле Чудес в Стране Дураков”. Будь как Делез и Гваттари.

Краткий курс алчности и стяжательства для идеалистов и бессребреников