Меня принимают в чародеи

Так вот. Началось всё с почти мистического превращения меня из "компьютерного художника" в программиста. Я сидел в парке, пил из горлышка тёмное пиво и разглядывал терминал для оплаты мобильной связи. На экранчике терминала весело крутилось приложение. Я был уверен, что сделано оно в Adobe Flash. В программе, которой я тогда уже неплохо владел. Как компьютерный художник, я использовал Flash для создания анимаций и несложных приложений. Я владел Action Script 3 на базовом уровне. То есть я мог делать при помощи этого языка всякие забавные эффекты. Двигать окошки, перекрашивать буковки, рисовать на экране движущиеся и очень похожие на настоящие снег и огонь. Однако я толком не понимал для чего нужны классы, что такое "архитектура приложения" и уж тем более ничего не слышал о "паттернах проектирования". Я отчетливо помню, как поперёк оранжевого терминала пролетел такой-же яркий кленовый лист, и в моём пьяноватом уже уме вдруг взорвалась петарда острого, детского любопытства. Мне вдруг люто захотелось знать, как устроен чертов терминал.
Когда на следующий день я открыл почту, по-моему позвоночнику пробежали характерные крупные и острые мурашки мистического. Мне пришло письмо с предложением работы от компании-владелицы того самого терминала. К тому времени я давно уже перестал быть мистиком-одиночкой, которого можно напугать простым финским ножом. К моей чести надо сказать, что я даже на секунду не предположил, что таинственный терминал, стоящий в осеннем парке, от скуки читает мысли пьяных прохожих, а потом пересылает самые интересные руководству своей компании.
Я вообще почти что ничего не боялся, когда входил в бесконечно длинное здание старого советского офисного центра. По слухам именно в этом, циклопических размеров здании когда-то снимали фильм “Чародеи”. Скорее у меня в сердце звучала та самая труба, которая сопровождала Иванушку на его санном пути от вокзала к “Научно Исследовательскому Институту Чародейства и Волшебства”. Эта труба поёт в моём сердце и по сей день, хотя её голос и стал тише и отдаленнее. А может я просто привык к нему и перестал его замечать.
На собеседовании меня встретил не какой-то там эйчар, а несомненно “наш человек”. То есть кто-то настолько “посвященный” и мыслящий, что я в первую секунду почувствовал себя совершенно неподготовленным к беседе. Встретивший меня человек напоминал Максима Перепелицу в возрасте лет тридцати пяти. То есть у него было мускулистое поджарое тело боевика РСДРП и скуластое, откровенно красивое лицо одного из Неуловимых Мстителей. Говорил он тоже на удивление необычно. Не “русским коммерческим языком”, а тем особенным сдержанным и ясным языком хорошего русского диалога, которым так прелестен роман “Чапаев и Пустота”. “Похоже тут где-то спрятана транс-локальная дырка в Мир Полудня Стругацких,” - подумал я тогда. И, как выяснилось, не зря.
Артём, так звали проводившего то собеседование человека, попросил меня решить несложную алгоритмическую задачку на сортировку числового массива. Я решил задачку, но скучным и тривиальным способом. Видно было, что Артёма моё решение разочаровало. Тогда он попросил меня нарисовать рыбу. В этот раз я постарался не разочаровать нанимателя и нарисовал максимально нетривиальную, сложно стилизованную где-то промеж инков и этрусков оккультно-фаллическую рыбу. “Ух ты!, - Сказал Артём, - Это уже много интереснее!”.
После этого Артём спросил, какие книжки я читаю. Я сказал что более всего люблю Хёга и Уитмора. “А из русских?” - спросил Артём. “Тут всё банально, - ответил я, - Пелевин, Сорокин и Пеперштейн”. Видимо этот набор авторов всё и решил.
“Пойдёте к нам художником?” - задал Артём последний вопрос. Я честно ответил что художником быть меня по жизни достало, в первую очередь потому что художникам ни хера не платят. На это Артём мне ответил, что платить мне будут именно ту сумму, ради которой я к ним и пришел, а программистом я стану в будущем, если не буду зевать, а, вместо этого стану учиться у других, наличествующих в компании программистов. Конечно же я согласился. А как же ещё?