Большая часть идущих сегодня философских бесед и диспутов так или иначе касается идеи ризоматичности, как антитезы иерархии. То есть философское поле методов сегодня склонно использовать визуальную метафору более активно, чем логические вычисления.

Это не предъява. Это наблюдение. С математикой и физикой в последние годы творилось нечто очень похожее. Вспомним Мандельброта и Вольфрама, например. Их идеи - это тоже примеры графических метафор, вторгшихся вдруг в пространство “чистого рассуждения”. До какого-то момента математика с физикой относились к визуальным построениям просто как к удобному, но весьма ненадёжному вспомогательному инструменту. И вдруг возникают передовые области точных наук, в которых графические конструкции становятся базовым инструментом мышления. И они начинают активнейшим образом теснить привычные научные методы.

Я имею ввиду, понятно, граф элементарных событий и “клеточные автоматы” Вольфрамма и мандельбротовы фракталы.

Именно вследствии очевидной графической схожести обсуждаемых в самых разных областях человеческого знания архитектур мне и захотелось разобраться в действительных отношениях иерархии и ризома.

Для начала я хочу ввести некоторую дополнительную переменную. Я переименую иерархию в архитектуру. Зачем я это делаю? Визуальная кора человека, в которой черпают свою силу графические метафоры весьма доминантна и склонна к грубым обобщениям. Если мы не переименуем “иерархию” в “архитектуру”, велик риск упустить из виду всё множество распределённых архитектур, которые также являются иерархиями. Просто это “многоглавые” иерархии.

Именно в тот момент, когда мы понимаем, что иерархии легко могут быть “многоглавыми”, но при этом оставаться иерархиями, хотя и распределёнными, мы лихорадочно начинаем искать какой-то другой признак, по которому ризом однозначно отличался бы от иерархии. И этот признак сравнительно быстро находится. Ризом растёт, а иерархия создаётся. Иерархия всегда является поздней искусственной конструкцией, направленной на “обуздание” ризома. Эта “искусственность” и будет хорошим признаком, позволяющим отличить одну сторону обсуждаемой антитезы от другой.

Давайте посмотрим на эту штуку со стороны эволюции. Существует некоторый ветвящийся событийный граф. При некотором воображении, можно легко представить себе в виде такого графа, например большой взрыв. От начала ветвления расходятся в разные стороны рёбра-лучи траекторий прото-частиц разлетающейся материи. Некоторые траектории пересекаются, возникают коллайды, порождающие ветвления более высокой сложности. Чем выше сложность ветвления, тем сложнее поведение возникающих в результате такого ветвления объектов.

Вольфрам очень красиво показывает, как некоторая, достаточно сложная, веточка событийного графа начинает проявлять свойства обычные для объекта. Достаточно сложная веточка графа начинает вести себя, как элементарная частица.

Любопытно, что ограниченная скорость света в построениях Вольфрама естественным образом вытекает из самой природы конструкции. Граф ветвится именно со скоростью света. Поэтому она и непреодолима. События просто не могут оказаться раньше, чем они произошли. А в наблюдаемом нами мире объектов это дело выглядит, как частная теория относительности Эйнштейна. То есть объекты не могут двигаться быстрее скорости света. Даже, если веточка графа “завернулась назад”, она не сможет расти быстрее самого графа, и никогда не попадёт в прошлое.

Эта же форма-принцип сохраняется и в более сложных, существующих во времени, структурах. Например в биологических. Само древо эволюции - это точно такой же событийный граф. И грибница (ризом) - это те же самые растущие из одного или многих центров в разные стороны пересекающиеся веточки. Ризом или событийный граф - это наиболее простая и естественная архитектура, которую принимают любые растущие во времени событийные ветви. В частности корни и ветви деревьев, грибницы, и конечно же нейронные сети мозга.

Здесь мы наблюдаем очень странный перевёртыш. Человеческий мозг возник для того, чтобы наши гены выжили в условиях постоянно растущей сложности, а значит и растущей хаотичности “большого графа”. Как справиться с этой задачей?

Я вам отвечу, как опытный программист. Нужно выделить ограниченную, интересующую нас область большого графа, и создать такой “встречный” граф, который не ветвился бы от центра, а наоборот сходился бы от “приклеенных” к “большому графу” точек-рецепторов к центрам принятия решений.

То есть “большой граф” создаёт очень много информации. Всей ей обладать невозможно. Часть не может быть больше целого. Но часть может скопировать архитектуру целого, для того, чтобы принимать более эффективные решения внутри целого. Это и происходит.

Существует множество маленьких ризомов, в которых события идут не от центра ветвления к кончикам ветвей, а наоборот, от чувствительных точек рецепторов, к центрам принятия решений. Таким образом можно с большой уверенностью утверждать, что человеческий мозг, грибница, дерево и муравейник для успешной навигации в хаотичном и страшном мире калькируют не объектную, а именно событийную, ризоматическую архитектуру вселенной.

Человеческий мозг - это просто уменьшенная и “вывернутая наизнанку” модель именно событийной структуры мира. Модель сравнительно примитивная, но более эффективная для собственного выживания, нежели любая другая. Мозг буквально “копирует мир”. Просто он копирует не объектную его архитектуру, а событийную. Видим же мы и осмысливаем именно объектную архитектуру. Скорее всего это просто вычислительное упрощение. Хотя может быть, что объект рождается в нашей голове и естественным путём. Тем же способом, как в построениях Вольфрама из веточек графа складывается конструкция, которая начинает себя вести, как элементарная частица.

Из всего этого можно сделать очевидные выводы. Любая архитектура (иерархия - это частный случай архитектуры) будет обратна в отношении пути прохождения сигнала исходному ризому.

Любая иерархия будет смертна по отношению к “большому ризому” просто потому, что сложность ризома непрерывно растёт, а иерархия создаётся под определённый срез сложности. В какой-то момент она перестанет справляться со своими аналитическими задачами. Перестанет моделировать свойства среды-ризома достаточно хорошо. Начнёт делать ошибки и погибнет. Её место займут другие иерархии. Появившиеся на более высоких срезах сложности исходного ризома.

Следующим важным следствием будет наличие у любой архитектуры (иерархии) некоторого аналога свободной воли. Информация о среде-ризоме которой обладает иерархия будет всегда ограниченной. А значит все решения, которые принимает иерархия будут приниматься в условиях дефицита информации. И чем старше будут иерархия и ризом, тем этот дефицит будет больше. Однажды дефицит вырастен настолько, что он просто убьёт иерархию. Вот это принятие решения в условиях дефицита информации и есть та самая, пресловутая, “свобода воли”. Решение принятое “на авось” - это и есть единственное “волевое решение” которое может существовать.

Чем иерархия старше, тем старше и сложнее ризом. И это означает, что иерархия на каждой итерации будет поступать всё менее обосновано. Её решения будут всё более волевыми (читай необоснованными).

Очень любопытна в этом смысле роль опыта. Наше любопытство и стремление к накоплению знаний о среде-ризоме - это просто попытка максимально затормозить непрестанный и неизбежный рост информационного дефицита. Любопытство - это просто инстинкт самосохранения.

Неизвестность нас убьёт полюбому. А значит, если я суну нос в опасную пещеру, я останусь в выигрыше. Я хоть и рискну своим носом на этом этапе, зато уменьшу количество убивающей меня медленно и неуклонно неизвестности.

Ну и последнее. Как бы сложна ни была архитектура, она никогда не сравняется по сложности с ризомом-средой в которой живёт и тем более не превзойдёт её до тех пор, пока среда-ризом здорова, жива и развивается. И это ничто иное, как отчётливейшая констатация принципиальной непознаваемости мира.

А теперь давайте попробуем представить себе апокалипсис ризоматической вселенной. Как это выглядит? Веточки грибниц будут отмирать. Объём грибницы станет сокращаться. И значит относительная вычислительная мощность каждой живущей в ризоме иерархии станет, напротив, расти.

Весьма вероятно, что в какой-то момент одна или несколько иерархий окажутся по вычислительной мощности просто больше, чем деградирующий “большой ризом”.
Очень может быть, что последним архитектурам-иерархиям такая ситуация неожиданного вычислительного могущества весьма понравится. То есть относительно стабильные иерархии испытают в деградирующей ризоматической среде предсмертную эйфорию.